Какая-то часть личности постоянно живёт в другом моменте, в других временных отрезках: учится в школе, работает на первой работе, служит в армии, едет в первое путешествие… Когда это было настоящим, мы думали, это несущественно – этап, который ведёт нас к чему-то большему, значимому, великому. А потом оказывается, что это и было важнее всего – наш базис, точка возврата, которую мы проживём потом тысячу раз, и важнее неё ничего не будет… пока на смену не придёт новая точка, и ей мы тоже сначала не придадим значения.
Как правило, это не становится проблемой ни для кого – подобные временные привязки помогают адаптироваться в обществе, делают тебя частью определённого поколения, с его ценностями, манерой социального поведения, образом жизни и даже чувством юмора. Но что, если твоего поколения как будто нет, если его границы и ценности размыты в непонятное пятно в истории, если ты родился в период perestroyki?
Если твой год рождения находится где-то между 1983 и 1989, то ты с большой вероятностью попадёшь в эту печальную статистику. Наших временных привязок, наших точек возврата как будто нет, вернее, их не существует ни для кого вокруг, кроме нас самих. Все остальные, рождённые как до, так и после, живут в другом мире и являются носителями другой, не сопоставимой с нашей, культуры. Как известно, история ходит по кругу, да и вообще, все люди, в общем-то, чем-то похожи. Но не мы. Мы не похожи не только на них, но и друг на друга (а это очень изощрённая форма одиночества). Именно поэтому (по моему глубокому убеждению) нашему поколению сложно найти себя, самоопределиться, чего-то достичь.
Наши предшественники родом из Советского Союза точно знали всё наперёд <как минимум, на ближайшую пятилетку>, они трудолюбивы и управляемы, достаточно оптимистичны и стрессоустойчивы, они осыплют тебя цитатами из фильмов Гайдая, не удосужившись узнать, смотрел ли ты их <ну их же все смотрели!>, они всегда во что-то (или кому-то) верят <причём, не важно, во что, и не важно, кому>. А те, кто шёл за нами, напротив, живут одним днём, часто умеют любить себя, критически относятся к авторитетам (но всё же довольно сговорчивы), преимущественно оптимистичны, они осыплют тебя ссылками на модных блогеров и советами о правильном питании, не удосужившись узнать, сколько литров водки ты выпиваешь в день, они находятся в постоянном поиске себя и новых удовольствий <так, может, всё же водки, ребята?>, они толерантно относятся и к совкам и даже к тебе <правда, особо не вникая, что все эти люди из себя представляют>.
Но смогу ли я так же ёмко охарактеризовать поколение perestroyki? Боюсь, что нет. Нас растили на чужой культуре, которая была под запретом до и стала презираема после. Всё то, что мы любили в детстве, оказалось плохим и ненужным. Когда мы росли, было <уже и ещё> не модно быть патриотами, и мы впитали в себя Запад, и нам это нравилось, но потом это оказалось плохо. Многие из нас грезили о переезде в другую страну <по иронии судьбы я не была в их числе>, не понимая, что и там нам нет места с нашей «русской душой» посреди католического мира, частью которого мы считали себя, но на самом деле не являлись. В действительности же, разницы нет – мы чужие везде – и здесь, и там <что мы такое?>. Нас невозможно классифицировать и достоверно охарактеризовать, мы как иноземная особь, жидкая субстанция, вечно ищущая новую форму воплощения и вынужденная подстраиваться под обстоятельства, поэтому, даже встретив себе подобного, мы не узнаем его и пройдём мимо. Так что мне некому, кроме самой себя, повторять снова и снова, когда я возвращаюсь назад во времени: это реально, это было, я существую.
